Следующая значительная среднеазиатская завия, из тех, где побывал Ибн Баттута,
— обитель при мавзолее Кусама ибн Аббаса ибн Абд ал-Мутталиба, расположенная
в окрестностях Самарканда. Это одна из наиболее популярных в то время святынь
на территории Средней Азии. Ибн Баттута рассказывает: "Жители Самарканда ходят
вечером каждый понедельник и пятницу посетить эту могилу. Татары также посещают
ее; они дают значительные пожертвования и приводят коров, баранов, приносят
дирхемы и динары; все это расходуется на угощение посетителей и содержание служителей
завии и благословенной могилы".
О значении упомянутой святыни говорит тот факт, что "смотрителем
этой гробницы и примыкающих к ней земель" (т. е. вакфов, которые, несомненно,
были приписаны к такой популярной гробнице) был эмир Гийас ад-Дин Мухаммад ибн
Абд ал-Кадир ибн Абд ал-Азиз ибн Иусуф, сын аббасидского халифа ал-Мустансира.
По словам Ибн Баттуты, султан Мавераннахра Тарма-ширин назначил эмира па эту
должность после его прибытия из Ирака. Определив в смотрители гробницы потомка
халифа ал-Мустансира, бывшего главы всех мусульман, Тармаширин как бы подчеркивал
"главенствующую" роль своего государства в системе ислама, бросая вызов другим
монгольским государям, своим политическим соперникам.
В Термезе Ибн Баттута также расположился в завии "добродетельного шейха Азизана, одного из главных и почетных шейхов, богатого владельца многих земель и садов. Свои деньги он расходует для угощения паломников".
Если вернуться к современному Ибн Баттуте источнику — сочинению
ал-Умари, то здесь также обращают внимание сообщения автора о распространении
завий в Средней Азии. Ал-Умари пишет: "Ты видишь, что обычно люди богатства
и достатка тратят свои деньги на то, чтобы доставить себе удовольствие и наслаждение,
а не на то, что было бы угодно Аллаху Всевышнему, состязаются друг с другом
[в роскоши]. Но в Мавераннахре люди богатые и обеспеченные расходуют свои деньги
главным образом на постройку медресе, рибатов, устройство дорог и вакфов во
имя Аллаха".
Таким образом, ал-Умари, как и Ибн Баттута, специально отмечает "благочестие"
и "богоугодные дела" жителей Мавераннахра, и прежде всего распространение завий,
служивших средоточием суфизма, религиозного течения, которое играло в эту эпоху
огромную роль.
Ибн Баттута ничего не говорит здесь об уставе и обычаях суфиев, живших в завиях,
считая их, очевидно, общеизвестными. Однако мы можем весьма детально восстановить
эти обычаи на основе документов, современных Ибн Баттуте и относящихся к одной
из завий, которые он посетил, — к завии, устроенной при мавзолее шейха Сайф
ад-Дина Бахарзи.
Документ перечисляет все необходимое в обиходе завий и подчеркивает
важность соблюдения "нестяжательства", "бедности" и скромности, т. е. непременных
элементов суфийской "демократии" и дервишской морали (разумеется, эти принципы
соблюдались формально, так как сам учредитель вакфа Йахйа ал-Бахарзи был чрезвычайно
богат). В документе говорится:
"И, конечно, каждый из сыновей учредителя вакфа или дяди учредителя, в коем имеется страсть к стяжанию мирских благ или домогательство высокого сана, кто возвеличивается перед бедняками или наряжается в одежды легкомысленных людей и надевает дорогостоящие платья, кто избегает и не носит грубых шерстяных старых одежд, изорванных, заплатанных рубищ, кто заставляет свою жену и детей надевать хорошие платья и украшает свое жилище мирским добром, тому пусть не дают управлять вакфом...".
В документе ясно показано, что управление вакфом (и, значит, гробницей или
завией, одной или несколькими) было наследственным, управитель обычно назначался
из потомков "учредителя вакфа" и должен был быть человеком, "далеким от всего
мирского и благочестивым, мало приверженным к земным благам", в нем должны "преобладать
внешность и сущность дервишей". Мутавалли, распорядитель вакфа, выдвигался (избирался)
самими суфиями: "И нужно, чтобы его выдвинули самые отрешенные от мира, самые
благочестивые и мудрые суфии из числа служителей ханаки, из постоянно живущих
[в ханаке] и странствующих дервишей".
Один из самых подробных рассказов в главах "Путешествий", относящихся к Средней
Азии, — это описание "благочестивого" султана Тармаширина, которому Ибн Баттута
придает трогательные черты защитника мусульман, смиренно выслушивающего резкости
проповедников. Он воспроизводит слова Тармаширина: "Когда поедешь в свою страну,
расскажи, как беднейший из бедных суфиев-персов обращается с султаном тюрков".
Подробно рассказывая о Тармаширине, Ибн Баттута, однако, не касается основного
направления его политики, подмеченного ал-Умари. Ал-Умари пишет: "Цари этого
государства (т. е. Мавераннахра. — Н. И.) приняли ислам лишь недавно, после
725 года. Первый из них, кто принял ислам, — Тармаширин, да помилует его Аллах.
Он искренне предался Аллаху, поддерживал ислам и стоял за него, как мог. Он
приказал принять ислам своим эмирам и своим воинам: некоторые из них стали еще
раньше мусульманами, а другие приняли ислам в повиновение ему. Ислам распространился
среди них, и так высоко поднялся его стяг, что не прошло и десяти лет, как ислам
приняли все: и знатные, и простонародье. Ему способствовали проживающие в тех
краях ученые имамы и угодные Аллаху шейхи. Они использовали случай привести
к покорности тюрков и постепенно призвали их к правой вере. И сейчас они (тюркские
эмиры. — Н. И.), как у нас стало известно, самые ревностные из людей в делах
веры и меньше всех ошибаются в том, что дозволено и что запретно".
Вероятнее всего, что Тармаширин понимал те преимущества, которые предоставлял ислам, и в первую очередь постарался привлечь в Мавераннахр мусульманских купцов. Всех прибывающих из других мусульманских стран он принимал с почетом, стараясь установить с ними как можно более широкие контакты. Поэтому Тармаширин так радушно встретил и Ибн Баттуту, богато одарил его. И неудивительно, что странник восторженно описывает его "благочестие" (чего, видимо, и добивался Тармаширин в расчете на "рекламу"). В этом плане сообщения ал-Умари оказываются более интересными и объективными, поскольку помогают прояснить истинную цель, преследуемую Тармаширином.
Ал-Умари пишет далее: "Мы уже указали на то, что народ этого царства и основные" исконные его жители — из старых мусульман, давно принявших ислам. Несмотря на неверие своих царей, они почитали ислам, и их не коснулась беда в их вере, состоянии и имуществе. И когда власть перешла к Тармаширину, как мы упоминали, он уверовал в ислам, поддержал его в своей стране и распространил по всем краям своего царства. Он стал следовать установлениям шариата и идти по их стезе.
Он оказывал почет купцам и тем, кто приходил к нему со всех сторон. До него
дороги для купцов Египта и Сирии в его землю были закрыты, и странники, скитающиеся
по земле, не помышляли даже пройти через тот край. Когда же воцарился Тармаширин,
купцы во множестве стали стремиться к нему и возвращались от него благодарными,
так что его страна стала для них дорогой, ведущей к цели, и торным путем. Мне
рассказывал Садр Бадр ад-Дин Хасан ал-Ис'ирди, купец, о том, как Тармаширин
обходился с купцами и прибывающими к нему путешественниками, о том уважении,
которое он им оказывал, о великих милостях, которые он расточал, и о том, как
он всячески старался завоевать их сердце".
Таким образом, сообщения двух современников рисуют облик Тармаширина
несколько по-разному: у Ибн Баттуты Тармаширин — благочестивый мусульманин,
смиренно слушающий своего духовного наставника, терпящий унижения "во имя веры
Аллаха", преданный исламу ради самого ислама. У ал-Умари — это политик, покровительствующий
купцам и путешественникам, заботящийся о безопасности дорог и процветании торговли.
Вероятно, картина, нарисованная ал-Умари, более объективна, хотя он и не был,
как Ибн Баттута, знаком с этим правителем и пишет с чужих слов.
В эпоху процветания суфийских орденов широко распространяется
такое явление, которое в раннем исламе рассматривали как ширк ("многобожие",
"язычество"), — почитание могил святых (вали, аулийа).
В культе святых на территории Средней Азии, как и в других
мусульманских странах, прежде всего проявились тенденции к возрождению вытесненных
исламом древних верований и культов. Как видно из сообщений Ибн Баттуты, культ
святых в Средней Азии, несмотря на отрицательное отношение к нему официальной
теологии и сунны, стал той реальной, конкретной формой, в которой проявлялось
религиозное сознание народа. Могилы святых и прочие связанные с культом святых
"священные" места превратились в центры паломничества. В этот период культ святых
не считается противоречащим Корану и не воспринимается как ширк, что свидетельствует
о глубоком внедрении его в систему ислама.
Видоизменения культа святых весьма разнообразны по существу и форме. Святым
мог оказаться всякий: шейх, религиозный подвижник, ученый и т. д. Как показывают
сведения Ибн Баттуты, в любом городе было множество святых могил. Каждый крупный
населенный пункт имел своего святого, на помощь которого рассчитывали его жители
и паломники.
Широкому распространению культа святых способствовали остатки домусульманских
верований. Наблюдается любопытное переплетение доисламских и мусульманских обрядов.
Ибн Баттута рассказывает, что на могиле Кусама ибн Аббаса, расположенной за
Самаркандом, было принято закалывать быков и баранов, которых приводили паломники
— коренные жители Самарканда и "татары".
Ибн Баттута упоминает также о мазаре Наджм ад-Дина ал-Кубра в окрестностях Ургенча, который был одной из самых почитаемых святынь в Средней Азии. Не зная языка, Ибн Баттута не мог быть знаком с теми легендами, которые сложились вокруг имени этого святого. Между тем дожившее почти до наших дней предание содержит в себе элементы, противоречащие исламу и свидетельствующие о древности самого предания. Известно, что у мусульман собака считается "нечистым" животным. Однако легенда повествует о чудесной собаке святого, которая "могла летать по воздуху". Возле мазара паломникам даже показывают каменную кормушку, из которой будто бы ела та собака. И хотя жители Хорезма и другие паломники, посещавшие могилу Наджм ад-Дина ал-Кубра, были мусульманами ("старыми мусульманами", как говорит ал-Умари), их нисколько не шокировало упоминание собаки в древней легенде. Подобные святилища, как рассказывает Ибн Баттута, были во всех городах и населенных пунктах Мавераннахра.
Об устойчивости старых обычаев и верований говорят и те данные, которые Ибн Баттута приводит, касаясь обычаев имянаречения ребенка у тюрков.
Обычай жертвоприношения был общим для древних местных культов,
для ислама и для монголов. В Средней Азии обряд принесения в жертву лошадей,
овец и быков на могилах святых соблюдался как язычниками, так и мусульманами,
в том числе новообращенными (т. е. пришельцами, "татарами").
Другим широко распространенным явлением (также "язычеством" с точки зрения
ортодоксального ислама) была вера в чудеса, совершенные живыми святыми, т. е.
культ антрополатрии. Описывая виденные им города, Ибн Баттута обязательно отмечает
в них того или иного чудотворца, в деяния которых он, как и местные жители,
глубоко верил (в Магрибе, откуда был родом Ибн Баттута, культ святых также был
весьма распространен).
Авторитет святых, творивших "чудеса", исцелявших от болезней, предсказывавших
будущее, был очень велик. Поклонялись им и монгольские ханы, и местные жители.
Описывая взаимоотношения Узбек-хана и шейха Нуман ад-Дина ал-Хорезми, восхваляя
независимость, благочестие, неподкупность шейха, Ибн Баттута не забывает отметить
и его "священную способность" творить чудеса: "Меня он принял очень ласково
— да воздаст ему Аллах за это добром — и прислал мне тюркского гуляма. Я лично
был свидетелем его чудес".
Тут, как и в конце описания "достоинств" каждого города и
его святого, Ибн Баттута приводит рассказ под названием "Чудо шейха", в котором,
на взгляд современного человека, нет ничего чудесного. Подобные же "чудеса"
Ибн Баттута рассказывает о шейхе Hyp ад-Дине ал-Кермани, об "отшельнике" Абу
Абдаллахе ал-Муршиди, о шейхе Шихаб ад-Дине, о шейхе Кутб ад-Дине ан-Найсабури
и о многих других святых. Этими своими чертами "Путешествие" Ибн Баттуты перекликается
с книгами "житийного" жанра, широко распространенными в то время.
Сообщение Ибн Баттуты об обычае наречения именем говорит о наличии у тюрков-мусульман
древних пережитков тотемизма. Несмотря на то что в массе своей тюрки в это время
получали арабо-мусульманские имена (Мухаммад, Ибрахим, Фатима и т. д.), все
же сохранился обычай давать детям имена по тому предмету или животному, которые
роженица увидела первыми после родов. "Тюрки, — говорит Ибн Баттута, — называют
родившегося ребенка по имени первого входящего в шатер при его рождении". И
хотя этот обычай был главным образом распространен среди язычников, но и мусульмане
не отказались от него полностью.
В другом месте Ибн Баттута рассказывает: "Имя дочери султана Узбека — Иткуджук
(Иткучук). Имя это значит "собачка", потому что "ит" — собака, а "куджук" —
щенок. Мы уже сказали выше, что тюрки получают имена по случаю, как это делалось
когда-то у арабов".
Можно привести длинный ряд имен, данных "по случаю" и заменяющих
мусульманские имена. Ибн Баттута сравнивает этот обычай с обычаем, существовавшим
у арабов, где тотемические наименования были распространены главным образом
в названии племен (калб — "собака", килаб — "собаки", кулайб — "собачка", асад
— "лев", курайш — "акула" и т. д.).
Таким образом, можно констатировать, что "интерес к исламу", наблюдавшийся у Ибн Баттуты, характерен не только для него, но и для многих других авторов XIII—XIV вв., когда вопрос о вероисповедании, в частности о принятии или неприятии монгольскими государствами ислама, играл важную политико-экономическую роль.
Рассказы Ибн Баттуты об обилии суфийских завий в Средней Азии
согласуются с сообщениями других источников и отражают жизненные реальности
этого периода. Другую сторону этого явления представляют собой широкое распространение
в различных областях культа святых и расцвет "житийной" (агиографической) литературы,
складывающейся вокруг имен этих святых.
Большой интерес представляют также рассказы Ибн Баттуты о
пережиточных культовых формах, встречающихся у народов Средней Азии, причем
доказательством широты взглядов Ибн Баттуты служит его доброжелательный и объективный
тон.
Таковы основные черты "Путешествия" Ибн Баттуты, рассказавшего
о самом значительном, по его мнению, из того, что он видел.
* * *
Несколько слов о принципах перевода "Путешествия" Ибн Баттуты.
Перевод средневековых источников, написанных на арабском языке, имеет давнюю
традицию, как в Западной Европе и в России, а позднее в Советском Союзе, так
и в странах Ближнего и Среднего Востока (главным образом в Иране и Турции).
В сущности, с перевода арабских исторических хроник и географических сочинений
началось изучение истории науки восточного средневековья, а источники эти определили
и уточнили археологические и нумизматические изыскания современных ученых-историков.
Без данных таких авторов, как Табари, Ибн ал-Асир, ал-Мукаддаси, Ибн Хордадбех
и др., многие важные находки археологов и нумизматов оказались бы истолкованными
произвольно и неполно. Однако перевод средневековых произведений представляет
значительные трудности. Сложнейшей стороной использования источников является
точное понимание их текста. Ведь эти сочинения были написаны в эпоху, отделенную
от нас несколькими столетиями, когда существовали иная система мер и весов,
иные реалии, а слова и термины, знакомые нам по современному языку, часто имели
иное содержание. Зачастую это приводит к модернизации источника в переводе,
что крайне нежелательно.
Не менее опасна при переводе классического наследия другая
крайность: архаизация текста. Переводчик, следующий за буквой оригинала, часто
неоправданно "удревняет" источник. Возникают тяжелые обороты, чуждые как языку
оригинала, так и современному русскому языку, устарелые конструкции.
Основой данного ниже перевода глав "Путешествия", касающихся
Средней Азии, является принцип адекватности. Переводчик старался при возможно
более полном сохранении структуры арабского текста отойти от "словарного" перевода,
учитывая всю сложность малого контекста — предложения и ситуации, и общего контекста
"Путешествия" как законченной стилистической структуры.
В "Путешествии" мы, безусловно, имеем дело с личной манерой рассказчика, в которой отразился весьма показательный и плодотворный для развития арабской прозы процесс создания "народной литературы", формировавшейся в ту эпоху.
Предлагаемый перевод выполнен по парижскому изданию арабского текста "Путешествия" Ибн Баттуты, сличенному с другими соответствующими публикациями.
Текст воспроизведен по изданию: Ибн Баттута и его путешествия
по Средней Азии. М. Наука. 1988
текст - Ибрагимов И. 1988
OCR - Halgar Fenrirsson. 2003
Наука. 1988